Русские в Молдавии

Александр Гавронский. Шедевры человеческие

В начале этой многолет­ней дружбы – деловое пись­мо с не совсем обычным об­ратным адресом. Опальный режиссёр Александр Осипо­вич Гавронский (1888–1958) обращается с просьбой к из­вестной детской писатель­нице и драматургу, автору популярных пьес для куколь­ного театра Нине Владимировна Гернет (1899–1982). Они живут в одной стране, но в разных мирах. Более десяти лет письма будут по­могать каждому участнику этой удивительной перепи­ски – выжить и выстоять. Некоторые послания сохранились полностью, другие – в копиях и фрагментах. Часть писем не датирована автором, и восстановление хронологии – ещё не до конца решённая задача.

Но где бы ни склонялся над листком бумаги философ и светлый учитель, – в лагерных пунктах (до освобождения в августе 1952 г.), в посёлке Весёлый Кут или в Кишинёве (где завершился его земной путь), – Александр Осипович умел разглядеть в сиюминутности что-то важное, непреходящее. Выцветают чернила, стираются карандашные строчки, но энергия мысли и доброты писем А.О. Гав-ронского не иссякает. Не утратив гуманистической значимости, эти письма как свидетельства и факты персональной истории превращаются в документы куль­туры, в материал для духовной работы новых адресатов, читателей нового вре­мени.

* * *

Письмо Н. В. Гернет¹

24 марта 1945 г. Коми АССР, пос. Железнодорожный, КВО²

Дорогая Ниночка, получил от Ольги³ Ваш адрес и вот напоминаю о себе. Помню Вас и вспоминаю всегда очень нежно, хотя виделись мы в жизни промель­ком только три раза (Лузановка – Ленинград – Мед<вежья> гора)⁴. О Вас знаю, что можно, из Олюшкиных писем. Мало очень. Если доживу, увидимся. Не очень рассчитываю, но надеюсь.

Ниночка, у нас тут под моей «эгидой» организовался чудесный Кукольный театр. Во главе его Тамара Цулукидзе-Ахметели⁵ (да, да, та самая…). Музыкой ведает Владимир Дасманов⁶ (тоже тот самый…). Учитывая, что и я не менее «самый», всё это вполне серьёзно, а для КОМИ-АССР даже феноменально. Те­перь готовится третья по счёту программа, в неё и Ваш «Подарок» вошёл (для малышей)⁷, и «Соловей» Андерсена (не Нексе⁸). Всё очень культурно. И Тамара и Дасманов, совсем по-настоящему талантливые люди, ничего не потерявшие несмотря на…

К Вам великая просьба, которую Вы не сможете не исполнить, помогите! Очень трудно с материалами, и репертуар приходится на 77% писать самим. Это неплохо и гораздо лучше, чем, скажем, Архангельский кукольный театр, но не удовлетворяет, что вполне естественно. Вы – творчески в самой гуще этого дела, связаны и с Образцовым9 и с прочими. Посоветуйте, куда обратиться и как поступить.

Ниночка, это нужно сделать. Тут суть не в моей просьбе и не в коллегиальности, а гораздо серьёзнее: нужно помочь замечательно одарённым людям оставаться полноценными в период их забортности.

Письмецо это Вам передаст Роман Петрович Романов¹⁰, с которым про­шу побеседовать. Он любезно согласился представительствовать Кукольный театр.

Заранее за всё признательный.
Целую Вас,
А. Гавронский
24/III 45
Коми-АССР
пос. Железнодорожный. К.В.О., мне

* * *

О дружбе и творчестве

Настоящая дружба – это одно из величайших и гениальнейших событий в жизни человека, достойного быть её носителем. Как бы ни менялся характер че­ловека, как бы конкретно не изменился он сам от деятельного участия в окружаю­щем, – сущность его неизменна и только крепится, и только очищается. А ведь дружба – это и есть то, что идёт от сущностей двух, то, что рождается и цветёт, как их единство. Немногим в жизни удаётся познать это великое чувство и дело. Хотя бы потому, что очень уж немного их – этих «немногих».

* * *

Больше всего меня угнетает отсутствие общения с теми немногими, которые необходимы, и, наперекор судьбе и времени, становятся всё необходимее. Ведь тут же самое ценное – тот непосредственный контакт, который у некоторых во всём и всегда, даже через быт несёт в себе творчески значимое. И потери здесь непоправимые и невозместимые – это те неродившиеся мысли и ощущения, кото­рые должны были родиться. И от сознания всего этого – всегда грустно, а порой до нестерпимости.

* * *

Дружеское прикосновение – самое драгоценное в нашей жизни. Вот это нуж­нее всего.

* * *

Когда так бесконечно долго, из месяца в месяц, из года в год не имеешь никакого повода к улыбке, не знаешь никакой радости, в том числе самой большой – общения с другом твоего уровня, – то очень устаёшь. Творческие радости есть, конечно, ведь живу же я, а не существую, но это столько же радость, сколько мука, раз идёт вовнутрь и только там расползается. А душевно только и живёшь редкими письмами, когда вдруг так чётко услышишь биение сердца друга.

* * *

Я больше всего ценю творческое общение в повседневности; а этого я как раз лишён с самыми мне близкими и необходимыми.

* * *

Если человек талантлив, то он весь талантлив. Или это не талантливость, а так, в лучшем случае, одарённость, специфический участок в психологическом складе. Мало ли таких и музыкантов, и шахматистов, и даже поэтов. А у талантли­вого существа даже частная неспособность носит особенный характер и изнутри оправдана. Это и у гениев встречается. Разве не огорчительно, что, скажем, Кант до бездарности не понимал музыки, а Ньютон был просто туп к философии.

(19 апреля 1953 г. Одесская обл., пос. Весёлый Кут)

* * *

Несчастье твоё (если это несчастье) в том, что ты художник-человек больше, чем художник-творец. Такое всегда очень трудно, и читатель может пострадать, но по «моей теории», только подобные редкие люди умеют до конца ощутить единство «Я» своего и своего творческого дела. Моментами даже не только по­чувствовать и понять, что тут уж вовсе мистика. Так хочется с тобой побеседо­вать обо всём этом. Это будет 1001-ая из намеченных тем.

(18 января 1954 г. Одесская обл., пос. Весёлый Кут)

* * *

…«смысл жизни» не вне нас, не устремленность к некой цели, а мы сами, потребности нашего творческого и творящего «Я». <…> счастье – не самое глав­ное, а только почти что самое главное, и глубокое не в нём, а в том, что больше, труднее, значительнее: в моральном и творческом долге пред собой и близкими тебе. Ниночка, это не философия, это я понял, выстрадал.

О занятиях философией

У каждого самого большого мыслителя, «создателя системы», есть обязательно слабинка, произвольный «непреложный» принцип, на котором, по суще­ству, всё здание зиждется. Прими его («волю» у Шопенгауэра, «абсолютный дух» у Гегеля, «бессознательное» у Гартмана) и ты вступишь в великолепное здание, не прими – и здание останется великолепным, но будет всё время под угрозой обвала.

* * *

Как можно оторвать у того же Канта его эстетику от его философии? Хо­рош был бы преподаватель, который стал бы обучать тригонометрии человека, не имеющего представления об элементарной геометрии! «Критика способности суждения» – это третья часть. Перед ней идет «Критика чистого разума» (тео­рия познания) и «Критика практического разума» – мораль (в самом широком смысле). Всё это неразрывно связано единством мировоззренческим и гениаль­ностью. Его третья «Критика» является завершающим камнем. Это огромная ра­

бота, больше трёхсот страниц компактного шрифта, и, пожалуй, самое трудное из всего им написанного, и даже он в ней путается и путает, но именно потому, что сверхгениален и честен.

* * *

Я работаю бездну, всячески используя то обстоятельство, что ещё не сдал. Последнее я, конечно, не увижу от судьбы. Работаю над концом второго тома моей основной итоговой работы, а в папках, увы, накопилась масса листков для третьего.

Работаю над новой математикой и над полной переработкой ещё в 37 году «законченной» «Эстетики». Даже времени не хватает к смерти готовиться.

И люди кой-какие, и весьма достойные, имеются. Об искусстве и жизни есть с кем иногда побеседовать. С наукой и философией хуже – тут берлога одиноче­ства.

* * *

От одиночества и замкнутости мысли приходят в голову не шаблонно-наоборотные, а нужные и обобщающие, порой весёлые, но больше гневные <…>.

* * *

О себе и о своём я мог бы рассказать бесконечно много, и мне хочется этого, но, увы, всё это вне эпистолярных возможностей и рамок. Работаю я запойно, и то, что я парадоксально имею эту возможность, – единственное благо в моей ситуации. Делаю что-то стоящее в философии и науке, чего не могу сказать о своих занятиях театральным искусством. Разве что памятуя Гётевское «в умении себя-ограничения узнаётся мастерство»¹¹. Неутешительно, если это умение не от внутреннего, а от внешнего.

(23 февраля 1948 г. Лагерный пункт Ракпас)

* * *

Теперь буду хвастаться. Я взял себя в руки и залатал мой травмированный по­звоночник, честное слово. Делаю, и удачно, перед самим собой вид, будто совсем неважно, что у меня нагло слямзили четыре с половиной года моей работы¹², – и приступил к писанию донельзя сконцентрированного, обобщающего и итогового «философского завещания». Эдак листов двадцать (печ<атных>). Работать мне снова есть где, и я работаю днём и ночью, даже во сне, которым принципиально не злоупотребляю.

(9 сентября 1948 г. Лагерный пункт Ракпас)

* * *

Я вот что вспомнил. Ты в числе классиков эстетики назвала и Прудона. Что ж это за новый эстетик? Был один крупнейший анархист, писал он на социально-экономические и близлежащие темы и ещё написал «Философию нищеты», за ко­ торую получил гениальную «Нищету философии» от Маркса. Так он, насколько мне известно, об искусстве не писал. Может, у тебя опечатка, может, это Платон? Разъясни ты мне.

(5 октября 1953 г. Одесская обл., пос. Весёлый Кут)

* * *

Достань и почитай «Смех» Бергсона¹³ (читается как роман). Там есть совсем настоящие вещи. Только не проникайся и, главное, не цитируй. Если можешь, до­стань «Философию искусства» Христиансена¹⁴. Если не одолеешь, пришли мне, я разжую и по местам расставлю. Она сложнее, чем покажется. Почему никогда не было ни одного эстетика, который бы умел делать искусство, и ни одного худож­ника, который бы создал теорию искусства? Шиллера я не считаю, но и он только творчески излагал мысли Канта.

(5 октября 1953 г. Одесская обл., пос. Весёлый Кут)

Об учениках

Об актрисе Тамаре Петкевич

Я так люблю её, такие её письма. Растёт она с каждым днём и, главное, сама наконец поверила в себя. А я умник: 7 лет тому назад как-то сразу понял её, суть её почувствовал, поверил абсолютно и – это моя гордость – сумел помочь ей, не­смотря на годы страшной жизни, поверить в себя. Теперь я за неё спокоен во всех отношениях и счастлив её творческим счастием. И успехом тоже счастлив.

(3 ноября 1952 г. Одесская обл., пос. Весёлый Кут)

* * *

Ей плохо, трудно, холодно, но она замечательно работает и мчится на всех парусах. Ведь на редкость она талантливая. Получаю от неё удивительные пись­ма, безгранично она меня радует, и горжусь я очень ею. Это совершенно серьёзно и по существу, и сейчас больше, чем когда-либо.

(14 января 1953 г. Одесская обл., пос. Весёлый Кут)

* * *

Тамарочка растёт с каждым днём. Если так будет, то и не угонишься за ней. Дай-то бог. Пишет мне восхитительные письма, от которых, кроме того, что на­слаждаюсь, ещё и нос задираю. А что не по заслугам она так обо мне, так разве это важно, раз ей так нужно.

(25 мая 1953 г. Одесская обл., пос. Весёлый Кут)

О художнике Борисе Старчикове

Я писал тебе о Борисе Старчикове, о том, какой это на редкость талантливый юноша 26 лет, художник (первоклассный), поэт и актёр, причём, без дилетантиз­ма, а наоборот. Очень прошу тебя прочесть то, что им написано (из очень большо­го произведения, жанр и направление которого совершенно ясны). Прочти сама и, если найдёшь нужным и стоящим, дай прочесть кому-нибудь из твоего окру­жения. Потом, если впечатление будет положительным, подумаем о дальнейшем. Тут же вопрос о судьбе достойного и талантливого юноши, которого нельзя не любить.

(1947 г. Лагерный пункт Ракпас)

Об актрисе и режиссёре Тамаре Цулукидзе

Тамарочка прислала мне радостное письмо из Тифлиса, полное реальных надежд. <…> Если бы Вы знали, как я за неё рад. Очень я полюбил это талантливое, своеобразное существо. В ближайшее время она вернётся в столицу Коми, Сык­тывкар, где приступит к созданию кукольного театра.

(12 января 1947 г. Лагерный пункт Ракпас)

* * *

Тамара вернулась обратно в Сыктывкар, столицу Коми АССР, где создает на голом месте свой театрик.

Очень я горжусь, что смог помочь этому настоящему художнику.

(25 января 1947 г. Лагерный пункт Ракпас)

О чешской писательнице Хелле Фришер

По своим человеческим и творческим качествам она нечто совсем незаурядное, небывалое. По совести, более чистого я себе ничего не представляю. А как она пишет! Пробовал я переводить, но получается ерунда. Музыкальности и рит­ма не передать, для этого конгениальность нужна, а оная отсутствует. Она так же непереводима, как её соотечественник Иржа Волькер¹⁵.

(14 января 1953 г. Одесская обл., пос. Весёлый Кут)

От безнадёжности к надежде

Вы понимаете, конечно, но без ощущенческой конкретности, как важно поддержать тех немногих настоящих людей и художников, которые находятся в, ска­жем, трудном положении, и всякая поддержка из иного мира для них имеет ещё огромное моральное значение.

(28 сентября 1945 г. Лагерный пункт Княж-Погост)

* * *

Ваши драгоценные строчки из последнего письма я прочту ей [Тамаре Цулу­кидзе] и Дасманову Владимиру Андреевичу.

Вот вы себе действительно не представляете, как подобное дружеское прикосновение волнует и бодрит. Они, действительно, умудряются в распятом со­стоянии делать настоящее искусство и демонстрируют, как цветёт душа при сло­манном позвоночнике.

(23 октября 1945 г. Лагерный пункт Княж-Погост)

* * *

Всё вокруг сосредоточено только на ожидании горя, и самому выпадают на долю только муки за других и за себя. <…>

Когда живёшь в ожидании рокового и последнего удара судьбы и видишь ежечасно, как близкие тебе или ставшие близкими от мучений падают от нанесённых им ударов, так трудно выровнять дыхание. <…>

Господи боже мой, даже я, несмотря на вполне специфический многолетний навязанный мне опыт, не видел столько корч от безнадёжности и сам так не ис­пытывал их. Перспектив со знаком плюс нет и быть не может, а все остальные конкретно и неумолимо давят и бьют, они вылезают и будут вылезать на каждом шагу всё больше.

(13 июля 1948 г. Лагерный пункт Ракпас)

* * *

Вокруг меня есть чудесные люди, несколько даже. Либо я умею их находить, либо просто везение плюс некая мне присущая притягательная сила. Но такие люди есть, и всем им я необходим совсем по-настоящему, совсем побольшому. В этом для меня и радость и моральное самоутверждение не меньше, а ощущенче­ски даже больше, нежели в моей философии и науке (искусством я занимаюсь не по своей вине … ублюдочно), где превалирует amor intellectualis.

И вот, – ты, именно ты это особенно должна понять, – бывает так, что в процессе совсем настоящей, сокровенной, надпедагогической беседы, когда и сам как-то свободно дышишь и чувствуешь такое драгоценное цветение другого человека, вдруг неумолимо, ясно, до мучительной боли, сознаёшь, что, может, истинное-то благо ты принес бы не этим, не приобщением к «творческому откро­вению», а тем, что подсунул бы достаточную дозу цианистого калия. Ниночка, что может быть страшнее, чем сознание обречённости на гибель, вненормаль­ную, ускоренную гибель даже относительно близких тебе? Тут есть несколько девушек и двое юношей (в среднем 20–28 лет), которых я буквально спас, для которых человечески и творчески сделал больше гораздо, чем смог бы сделать по ту сторону. Зачем? Почувствуй, какой это ужас: помогать вхождению в большую жизнь и знать, что конкретно её не будет, что – обречённость. В связи с моим от­ъездом или исчезновением, я встречаю испуганные страдальческие взгляды. Тут 2–3 существа ярко талантливых, а все остальные, меня касающиеся, чудесные, чистые. И все, в разной степени, но неминуемо, обречены физически и психиче­ски, и, несмотря на духовную и творческую сущность, а именно благодаря ей. И значит, по-человечески я преступен, что помогал. Нинка, Ниночка, дорогая, как всё это страшно и больно.

(17 июня 1949 г. Лагерный пункт Ракпас)

* * *

Сегодня мы можем прочесть фрагменты писем А. О. Гавронского только благодаря тому, что Н. В. Гернет и её сын, Э. М. Рауш-Гернет, бережно хранили оригиналы в семейном архиве. Вместе с отрывками писем, процитированных в книге Т. В. Петкевич «Жизнь – сапожок непарный», настоящая публикация помо­гает возвращению в наше культурное пространство наследия А. О. Гавронского (к сожалению, в большей части, безвозвратно утраченного).

Низкий поклон тем, кто, вопреки обстоятельствам, сохранили для нас, читателей ХХI века, бесценные автографы мыслителя, режиссёра, учителя А.О. Гавронского.

¹ Впервые публикуется полностью по автографу: ЦГАЛИ Санкт-Петербурга, Фонд 475, опись № 2, дело 173, Л. 1.; Л. 1/об.

² КВО – культурно-воспитательный отдел (на лагерном пункте).

³ О. П. Улицкая (1902–1978) – жена А. О. Гавронского, подруга Н. В. Гернет.

⁴ А. О. Гавронский вспоминает о встречах в одесской Лузановке (1929 г. во время работы на Черно­морской кинофабрике), в Ленинграде (1930 г., во время работы на студии «Белгоскино») и Медвежьегор­ске, где автор письма отбывал ссылку (1934–1937 гг.).

⁵ Т. Г. Цулукидзе (1903–1990) – до ареста в январе 1937 г. была актрисой Тбилисского театра имени Шота Руставели. Жена театрального режиссёра Александра Васильевича (Сандро) Ахметели (1886–1937), репрессированного в ноябре 1936 г.

⁶ В. А. Дасманов (род. 1896) – композитор, музыковед. До ареста был сотрудником Всесоюзного радиокомитета и преподавателем музыкального техникума имени Октябрьской революции в Москве (1933–1940).

⁷ «Подарок» – пьеса-сказка Н. В. Гернет.

⁸ Шуточная отсылка к имени датского писателя Мартина Андерсена-Нексё (1869–1954).

9 Н. В. Гернет в качестве драматурга активно сотрудничала с Государственным центральным театром кукол под руководством С. В. Образцова (1901–1992).

¹⁰ Большая часть лагерной переписки осуществлялась «с оказией». Передавать письма брались те, у кого заканчивался срок наказания, или те, кто, по профессиональным обязанностям, имел возможность передвигаться в зоне и за её пределами. Это письмо было доставлено адресату во время поездки Р. П. Ро-манова в Ленинград.

¹¹ Литературный перевод: «В умении себя ограничивать проявляется мастерство».

¹² В лагере периодически проводились обыски с конфискацией личных вещей, писем, рукописей.

¹³ Эстетическое исследование французского философа Анри Бергсона (1859 – 1941). А. О. Гаврон­ский мог его впервые прочесть либо в издании 1900 г. (под названием «Смех в жизни и на сцене»), либо в издании 1914 г. (в пятом томе собрания сочинений Бергсона).

¹⁴ А. О. Гавронский может иметь в виду первое русское издание книги Б. Христиансена «Философия искусства» (СПб, 1911 г.).

¹⁵ Иржи Волкер (1899–1923) – чешский поэт и писатель, коммунист, основоположник пролетарской поэзии.

Ольга Тиховская – филолог, специалист в области истории культуры, прагматической лингвистики и биографики. Постоянный автор «Русского поля».